Память о том, что было… Тема депортации калмыцкого народа в российской литературе

1. Сколько сослано было наций, столько и эпосов напишут когда-нибудь – о разлуке с родной землей и о сибирском уничтожении. Им самим только и прочувствовать всё прожитое, а не нам пересказывать… А. Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ». Память о том, что было… Тема депортации калмыцкого народа в российской литературе

2. Прошло уже 70 лет со дня высылки калмыков в Сибирь. Выросли целые поколения, не ведающие, что такое война, депортация. За это время сменилось несколько поколений людей, которые пережили ужасы насильственной высылки и которых уже нет в жизни, и те, что помнят годы, проведенные на чужбине. Восстановлена калмыцкая автономия. Приняты закон РФ о реабилитации репрессированных народов от 1991 года, а также подзаконные акты, направленные на реабилитацию калмыков и других депортированных народов. Однако каждый раз 28 декабря, в День памяти и скорби по безвременно погибшим, ушедшим в небытие предкам, мы пытаемся непредвзято и объективно осмыслить, почему произошла трагедия и кто виноват. В назидание современникам и будущим поколениям говорим о поучительных уроках прошлого, о том, что нельзя допускать произвола по отношению к целым народам. На момент выхода распоряжения о ликвидации Калмыцкой АССР, которое было принято на основе сфальсифицированных обвинений в адрес калмыцкого народа, более 50 тысяч человек из 220 тысяч жителей республики воевали на фронтах Великой Отечественной. Кроме того, в первые месяцы 1942 года была сформирована и полностью снаряжена 110-я Отдельная Калмыцкая кавалерийская дивизия, которая внесла огромный вклад в разгром вражеских войск. К середине 43-го населением республики было внесено 8 млн. рублей на восстановление разрушенного хозяйства. Были собраны средства на строительство танковой колонны «Советская Калмыкия» и авиаэскадрильи «Калмыцкий комсомол». На фронт отправлялись теплые вещи, продукты, фураж, в то время как само население, в основном старики, женщины и дети, голодало…

3. Защитники Родины, участники Великой Отечественной войны, снимались с передовой по национальному признаку – калмык, ингуш, балкарец, чеченец… - на основании приказа ГКО №0741 от 3 марта 1944 года и отправлялись, как правило, в лагеря, на лесоповал, в шахты, рудники, где их ожидал тяжкий труд, голод и психологический гнет. Уроки драматической истории жизни на чужбине в течение тринадцати лет калмыков, немцев Поволжья, некоторых народов Северного Кавказа все еще требуют детального изучения историков и политиков, литературоведов и искусствоведов; художественного осмысления поэтов и прозаиков. Во многих прозаических и поэтических произведениях наблюдается максимальное приближение к историческим и трагическим моментам периода депортации и проживания вдали от родины, причем эти произведения характеризуются правдивостью художественного отображения. Произведения о сталинских репрессиях в полный голос зазвучали в годы крушения административно-командной системы. В этот период увидели свет книги «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына, «Жизнь и судьба» В. Гроссмана, «Погружение во тьму» О. Волкова, «По праву памяти» А. Твардовского, «Техник-интендант» С. Липкина. Они одними из первых обратились к теме насильственного выселения и художественным словом рассказали о национальных репрессиях в СССР.

4. А. И. Солженицын был первым, кто показал в художественной форме психологию времени. Он первый открыл завесу тайны над тем, о чем знали многие, но боялись рассказать. Именно он сделал шаг в сторону правдивого освещения проблем общества и отдельно взятого человека и народа. Книги А. И. Солженицына – это история возникновения, разрастания и существования Архипелага ГУЛАГ, ставшего олицетворением трагедии России 20 века. В «Архипелаге» Солженицын, используя собственные записи, которые он вел в лагерях и ссылке, и свидетельства заключенных, воссоздал трагедию народа в период сталинских репрессий. Писатель заявил, что Сталин не только в 1937 г. сводил счеты с номенклатурой, но все десятилетия коммунистического режима последовательно и беспощадно истреблял собственный народ. А. И. Солженицын

5. «Архипелаг ГУЛАГ». Часть 1. Глава 2 «История нашей канализации» : фрагмент из главы …С 1943, когда война переломилась в нашу пользу, начался и с каждым годом до 1946 всё обильней, многомиллионный поток с оккупированных территорий и из Европы. Две главных его части были: - гражданские, побывавшие под немцами или у немцев; - военнослужащие, побывавшие в плену. …Среди общего потока освобождённых из-под оккупации один за другим прошли быстро и собранно потоки провинившихся наций: в 1943 – калмыки, чечены, ингуши, балкары, карачаевцы; в 1944 – крымские татары. Так энергично и быстро они не пронеслись бы на свою вечную ссылку, если бы на помощь Органам не пришли бы регулярные войска и военные грузовики. …Как в начале войны немцев, так и сейчас все эти нации слали единственно по признаку крови, без составления анкет, - и члены партии, и герои труда, и герои ещё не закончившейся войны катились туда же. Архипелаг ГУЛАГ. Часть 6. 3. Глава 4. Ссылка народов : фрагменты из главы …Система была опробована, отлажена и отныне будет с неумолимостью цапать всякую указанную назначенную обречённую предательскую нацию, и каждый раз всё проворнее: чеченов, ингушей, карачаевцев; балкар; калмыков; курдов; крымских татар; наконец, кавказских греков. Система тем особенно динамичная, что объявляется народу решение Отца Народов не в форме болтливого судебного процесса, а в форме боевой операции современной мотопехоты: вооруженные дивизии входят ночью в расположение обречённого народа и занимают ключевые позиции.

6. Преступная нация просыпается и видит кольцо пулемётов и автоматов вокруг каждого селения. И даётся 12 часов (но это слишком много, простаивают колёса мотопехоты, и в Крыму уже – только 2 даже полтора часа), чтобы каждый взял то, что способен унести в руках. И тут же сажается каждый, как арестант, ноги поджав, в кузов грузовика (старухи, матери с грудными – садись, команда была!) – и грузовики под охраной идут на станцию железной дороги. А там телячьи эшелоны до места. А там, может быть, ещё сами, как бурлаки, потянут бечевою плоты против течения на 150-200 километров в дикий лес, а на плотах будут лежать недвижные седобородые старики… Стройная однообразность! – вот преимущество ссылать сразу нациями. Никаких частных случаев! Никаких исключений, личных протестов! Все едут покорно, потому что: и ты, и он, и я. Едут не только все возрасты и оба пола: едут и те, кто во чреве, - и они уже сосланы тем же указом. Едут и те, кто ещё не зачат: ибо суждено им быть зачатыми под дланью того же Указа, и от самого дня рождения, вопреки устаревшей надоевшей статье 35-й УК, едва только высунув голову на свет, - они уже будут спецпереселенцы, уже будут сосланы навечно. А совершеннолетие их, 16-летний возраст, только тем будет ознаменован, что они начнут ходить, отмечаться в комендатуру…Куда же ссылали нации? Охотно и много – в Казахстан…, но не обделены были и Средняя Азия, и Сибирь (множество калмыков вымерло на Енисее), Северный Урал и Север Европейской части. …На что они жили?! …Кто ж калмыкам посылки присылал? Крымским татарам?...Пройдите по могилам, спросите. …Спецпереселенцы были лишены гражданских прав? О, нет, нет! Все гражданские права за ними полностью сохранялись. У них не отбирались паспорта. Они не были лишены участия во всеобщем, равном, тайном и прямом голосовании...И подписываться на заём им тоже не было запрещено. Солженицын, А. Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956. Опыт художественного исследования /А. Солженицын. – М.: ИНКОМ НВ, 1991. – Из содерж.: Ч. 1, гл. 2 «История нашей канализации».- С. 68-69; Ч. 6, гл. 4. Ссылка народов. - С.260-269.

7. В творчестве сибирского писателя – фронтовика Виктора Астафьева прослеживается активное неприятие сталинизма как противоестественной системы, уничтожающей личность человека, превращающей народ в послушное, безропотное стадо. В интервью под заголовком : «Моя земная деревушка» писатель вспоминает: «Произошёл страшный испуг и унижение. А унижение даром не проходит – народ был в те годы «перемолот». Одних усылали в северные дали, других из жарких краев переселяли к нам. Тасовали судьбы людей почём зря. Так вот у нас появилась целая улица немцев, переселенцев с Поволжья. Есть калмыки, литовцы, кого только нет, даже финны есть – на десяти языках говорит деревня… Так вот, перемешали людей – в порошок стёрли души…». В. П. Астафьев

8. Василий Семёнович Гроссман - участник Сталинградской битвы. Историческая драма, разыгравшаяся в Сталинграде, рассматривается автором в свете общечеловеческих категорий бытия. Этот подход заявлен на первой же странице романа в описании фашистского концлагеря: «Из тумана вышла лагерная ограда – ряды проволоки, натянутые между железобетонными столбами. Бараки тянулись, образуя широкие, прямые улицы. В их однообразии выражалась бесчеловечность огромного лагеря…Жизнь глохнет там, где насилие стремится стереть ее своеобразие и особенности». Роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба», написанный в сложное время, представлял редкую попытку вынести на обсуждение на страницах художественного произведения вопросы межнациональных отношений. В нем отчетливо прослеживается внимание и неподдельный интерес к представителям разных народов и разных культур Он был очевидцем трагедии калмыцкого и других народов, которые самоотверженно воевали, но не избежали участи депортации по национальному признаку. В.С. Гроссман

9. «Жизнь и судьба»: фрагменты из романа • Движение к Сталинградскому фронту вновь сформированных частей шло тайно, в ночное время…Войска, переправившись через Волгу, оседали в калмыцкой степи, в соленом межозерье, и тысячи русских людей начинали произносить странные им слова: «Барманцак», «Цаца»…То шло южное скопление сил в калмыцких степях…Советское Верховное командование готовило окружение сталинградских дивизий Паулюса. На рассвете 20 ноября перешли в наступление войска…Ближние пушки и дальние пушки соединили свои голоса, а эхо прочило связь, ширило многосложное сплетение звуков, заполнявших весь гигантский куб боевого пространства…В Кремле Сталин ждал донесения командующего Сталинградским фронтом…Он чувствовал себя счастливым…Для него чувство жизни слилось с чувством силы… В эти минуты решалась судьба основанного Лениным государства…Решалась судьба оккупированных Гитлером Франции и Бельгии, Италии, скандинавских и балканских государств…Решалась судьба немцев-военнопленных, которые пойдут в Сибирь. Решалась судьба советских военнопленных в гитлеровских лагерях, которым воля Сталина определила разделить после освобождения сибирскую судьбу немецких пленных... Решалась судьба калмыков и крымских татар, балкарцев и чеченцев, волей Сталина вывезенных в Сибирь и Казахстан, потерявших право помнить свою историю, учить своих детей на родном языке… Решалась судьба русских крестьян и рабочих, свобода русской мысли, русской литературы и науки. Сталин волновался. В этот час будущая сила государства сливалась с его волей. • Гроссман, В. Жизнь и судьба: роман[фрагменты] / В. Гроссман- М.:Слово,1999.- Из содерж.: С.309, С. 392, С. 516-519.

10. Семен Израилевич Липкин - один из немногих, кто в советское время обратился к запрещенной теме – сталинскому переселению народов. Поэт это явление СССР называет коротко и ёмко – река смерти. В вагонах многие умрут, А полумертвых привезут Для казахстанских трудодней Не только плоть, а дух людей. («Река смерти») Во время Великой Отечественной войны Липкин был корреспондентом дивизионной газеты «Красный кавалерист».«Я признателен судьбе, - писал он, - за то, что в жаркое лето 1942 года, в рядах 110-й кавалерийской дивизии, я делил с воинами-калмыками опасность боев и тяжкую горечь нашего временного отступления. Когда в эпоху сталинского геноцида решили ликвидировать, как нации калмыков, чеченцев, ингушей, балкарцев, карачаевцев, крымских татар, я с ума сходил от невыносимой боли. Я плакал по ночам, вспоминая высланных друзей. Эта боль мучает меня и поныне». Когда калмыки жили в ссылке, и всякая связь с ними по законам тех сталинских времен считалась преступлением, Семен Липкин переписывался с калмыцкими поэтами и писателями. С. И. Липкин

11. Теме депортации калмыцкого народа посвящена поэма «Техник-интендант», написанная в начале 60-х. В ней отражены фронтовые будни 110-й Отдельной Калмыцкой кавалерийской дивизии, изматывающие оборонительные бои на Дону. Конников скудную горсть возглавляет калмык – Толстый от старости кривоногий полковник С глиняным гладким лицом, Добрый вояка, герой гражданской войны. Будет он храбро, хитро, умело сражаться И непременно вырвется из окружения, Но для чего? Чтобы в ночь под новый сорок четвертый год Весь его древний народ выселен был из степи? Войны нарушают естественный ход развития. Это главное зло на земле. В то самое мгновение, как старому калмыку читают письмо с фронта, голова его сына, отделившись от бурки, уже катится по донской траве… Настанет ночь под новый Сорок четвертый год. Его сестру, и весь улус, и все калмыцкое племя Увезут на машинах, а потом в теплушках в Сибирь. Но разве может жить без него степная трава, Но разве может жить на земле человечество, Если оно не досчитывается хотя бы одного, Даже самого маленького племени?...

12. …сырым, грязным, зимним утром На сгоревшей станции под Сталинградом. Ты увидишь непонятный состав, конвойных. Из узкого тюремного окна теплушки. Остановившейся против крана с кипятком, На тебя посмотрят косого разреза глаза, Цвета подточенной напильником стали. Такими глазами смотрят породистые кони, Когда их в трехтонках, за ненадобностью, Увозят на мясокомбинат. Такими глазами смотрит сама печаль земли, Бесконечная, как время, Или как степь.

13. Что же стоишь, техник-интендант? (Впрочем, ты уже будешь тогда капитаном). Видишь ты эту теплушку? Слышишь ты эти крики? Останови состав с высланным племенем. Поголовная смерть одного, даже малого племени Есть бесславный конец всего человечества! Останови состав, останови! Иначе – ты виноват, ты, ты, ты виноват! Липкин, С. Семь десятилетий: стихотворения и поэмы / С. Липкин. – М.: Возвращение, 2000. – Из содерж.: Техник – интендант: поэма. – С. 453-458.

14. Теме депортации народов посвящены также повести «Декада» и «Записки» жильца». Многих воинов, храбро сражавшихся на фронтах Великой Отечественной войны, снимали с полей сражения по национальному признаку и отправляли в ссылку вслед за его народом или в лагеря. Об одном из таких эпизодов идет речь в его повести «Записки жильца». «Записки жильца»: повесть (отрывок) Был отозван из армии майор ОчирВанькаев, толковый скромный офицер, правая рука генерала: именно Ванькаев со знанием дела руководил демонтажом оборудования (Дело происходит в Германии, на последнем этапе войны)...ОчирВанькаев был инженером-экономистом. У ОчираВанькаевича было три ордена, один довоенный. Он, хотя и со смешанным акцентом, бегло говорил по-немецки и немного по-английски, был корректен, исполнителен, но перед начальством не лебезил, знал себе цену. Жена у него была москвичка, русская. ..В предписании ему было указано отбыть в распоряжение военкома города Ачинска Красноярского края. Когда об этом доложили генералу, он, чего скрывать, растерялся. Конечно, знал Наум Евсеевич, что калмыков выслали за то, что они, как сообщалось в секретном письме за подписью Калинина, сотнями переходили на сторону врага, добивали раненых красноармейцев и командиров, грабили наши тылы…Знал Наум Евсеевич и то, что все это брехня, туфта, нужная государству, как любая другая туфта, но он до сих пор считал, что одно дело – население, а другое – проверенные кадры, а ОчирВанькаевич был человеком проверенным… Липкин, С. Квадрига: повесть. Мемуары / С. Липкин. – М.: Изд-во «Аграф», изд-во «Книжный сад», 1997. – Из содерж.: Записки жильца, - С. 201- 203.

15. Анатолий Семёнович Григорьев родом из Красноярского края, Великая Отечественная война отняла у него родителей. Беспризорничал. Рос в детском доме и у родственников. Всю жизнь занимается проблемами неустроенного детства. Пишет стихи, очерки. В своей книге «Судьба калмыка» писал : «Сибирь - моя родная земля. На ней я родился и вырос. И мне горько и стыдно, что она стала местом невыносимой жизни и могилой тысяч невинных - репрессированных граждан СССР разных национальностей, в том числе и калмыков. То, что удерживала моя память, то, что я видел своими глазами и слышал от других людей, - всё это я пытался изложить в своей книге. Неоднократное посещение Калмыкии уже после реабилитации калмыцкого народа укрепила во мне мысль: я должен написать о том, что знаю и видел!». А. С. Григорьев

16. …А за тонкой перегородкой тамбура, в загоне за его спиной на мерзлом полу сидела девчонка лет десяти с раскосыми глазами и причитала над мертвой матерью: «Ях. ээж. ээж! (ой, мама, мама)!», Плачь, деточка, плачь! Больше не будет твоей мамы. И теперь негде тебе будет спрятать свое лицо от страха и горя, как ты бывало прятала на ее груди. Ты еще не понимаешь, почему ты едешь этой дорогой. Не знаешь, сколько придется выплакать слез от голода, холода и унижений. А когда выживешь и вернешься назад, и будешь рассказывать своим внукам о своей молодости, ты не будешь плакать. Не мигая будешь смотреть куда-то вдаль, видя те далекие сибирские горы, покрытые льдом и снегами, в которых навечно заморожены твои слезы. … Проникавший свет сквозь дверные щели, крохотное забранное решеткой оконце почти у потолка и через дыру, бывшую дымоходом, начал меркнуть, и скоро стало совсем темно. Заметно похолодало, и люди, не сговариваясь, сдвигались плотнее друг к другу. Сама собой образовалась половина вагона живых людей в одной стороне, а те, кто не подавал признаков жизни, остались на другой половине. С наступлением сумерек и до позднего вечера в полной темноте каждый вечер сквозь кашель, плач и стоны слышались монотонные молитвы монаха-гелюнга. Чиркая спичками, он несколько раз в сутки обходил вагон, протискиваясь меж узлов, лежащих и сидящих людей, и всматривался в их лица. Умерших он оттаскивал к двери и ни разу не ошибся, хотя родственники были против его действий. Фонарь давно погас, керо­сина больше не было, спичек оставалось мало, в вагоне царила полная темнота. На этот раз старик-монах раньше обычного начал осмотр вагона и обнаружил до десятка неподвижных тел. Скрючившегося мальчишку лет восьми он долго ощупывал и, подняв с промерзшего пола, потащил в середину кучки старух и женщин с детьми. - Согрейте его, он живой, а то утром солдаты унесут его на мороз как мертвого, и он по-настоящему умрет.

17. Рядом кто-то недовольно заворчал, но люди все-таки разошлись, и старик опустил между ними мальчишку. Через некоторое время мальчишка зашевелился, и рядом сидящие, довольные таким исходом, начали толковать меж собой. - Вот, видишь. Бог все-таки послал нам человека для помощи. И подбодрит, и молитву почитает, с таким и умирать легче. И точно в подтверждение этого из угла, где обычно сидел старик-гелюнг, полилась его заунывная молитва, просящая всевышнего принять в своё лоно новых пришельцев, покинувших сей мир. Другой частью молитв долгого богослужения была искренняя просьба за людей, пока еще живых, пребывающих в беде с ним. Деревянная фигура Будды, стоящая перед стариком на мерзлом полу, подрагивала и качалась от тряски загона, и старику казалось, что он слышит звуки, исходящие от нее переплетающиеся со стуком колес: «Я слышу! Я вижу! Терпите, терпите!». Вдохновленный сознанием могущественности божества он запел молитву более торжественно, с разными горловыми интонациями. Утомленные люди почувствовали в себе какое-то успокоение и стали засыпать, окончательно смирившись со свои и положением. Такова уж воля Божья, коль мыкает с ними горе Его посланник - гелюнг. Закончив молитву старик долго сидел, закрыв глаза, прислушиваясь к различным звукам в вагоне. Он слышал сипение пустых трубок. Во время молитвы никто не курил. Он слышал тяжелые вздохи и перешедшее в хриплый шепот бормотание умалишенной матери, потерявшей сына. Она по-прежнему сидела в стороне от всех и качая сверток прижимала его к себе… Григорьев, А. С. Судьба калмыка / А. С. Григорьев. Элиста: ЗАОр «НПП «Джангар», 2008.- Из содерж.: - С.16-17.

18. Олег Васильевич Волков – русский прозаик, публицист, переводчик. Двадцать восемь лет провел в советских тюрьмах, лагерях и ссылках. Его биографическая книга «Погружение во тьму» (1957-1979, в СССР 1-я публикация 1989) – документ новейшей истории России. Подлинность описываемых событий ставит ее в один ряд с «Архипелагом ГУЛАГ» А. Солженицына. Автобиографическое повествование Олега Волкова охватывает период с 1917 года по семидесятые годы. В книге воссозданы обстоятельства жизни человека, подвергавшегося незаконным преследованиям, но сумевшего сохранить чувство человеческого и гражданского достоинства, любовь к Родине. В главе «По дороге декабристов» он рассказывает о тяжелой судьбе депортированных калмыков, с которыми ему довелось встретиться на лесозаготовках на Енисее. О. В. Волков

19. Погружение во тьму: Из пережитого Глава десятая «По дороге декабристов» (отрывок) *** Далеко не весь подневольный люд, пригоняемый на Енисей, умел приспособиться и выжить: Север встречал сурово и неприветливо. Многие не выстаивали. И не непременно южане: на приезжих влияла вся тяжесть условий и обстоятельств – начиная с непривычного климата и пищи до пережитого душевного потрясения… На Енисее та же участь постигла калмыков. • Я не знаю, какова была численность этого народа, но из приастраханских степей вывезли всех калмыков, до единого, от мала до велика. Их целыми семьями грузили в вагоны и отправляли на восток. Массовая эта операция была произведена, если не ошибаюсь, в 44-м году, под гром очередных салютов. Часть калмыков была отправлена на Енисей - их рас­селяли по реке вплоть до Туруханска и ниже; несколько сот человек попали в Ярцево. Трудоспособных угоняли на лесозаготовки, отдавали в колхозы, преимущественно на работы, связанные с конями. Калмыки умело с ними обращались, но во всем остальном оказались трагически неспособными примениться к новым условиям, пище, климату, укладу жизни... Бойкими смуглыми бесенятами носились первоначально отчаянные калмыцкие мальчуганы на неоседланных и необработанных мохнатых лошаденках, пригоняя их с пастбища и водопоя: со свистом, гортанными степными криками, так что только завидовали и дивились местные подростки, сами убежденные, лихие конники.

20. А вовсе маленькие калмычата с живыми черными, как у куликов, глазами и плоскими лицами выжидательно смотрели на матерей, когда они пойдут доить кобылиц и принесут пенистого, с острым запахом молока. • Однако - не дождались... Кто скажет, отчего стали чахнуть и помирать в приенисейских селах калмыцкие дети? Или и впрямь нельзя было обойтись без привычного кумыса? Или не хватало им по весне свежих цветущих лощин в тюльпанах, жаркого душистого лета, напоенного пряными ароматами высушенных солнцем степных трав?.. • Все больше детей, а потом и взрослых калмыков стали попадать в больницу. Ни внимательные рус­ские врачи, ни ласковые сестры в белых косынках, сами заброшенные на чужбину, а потому старавшиеся помочь от всего сердца, ничего не могли сделать... Калмыки лежали на больничных койках тихие, ужасно далекие со своим малоподвижным лицом и чужим языком, горели в сильном жару и помирали. Одного за другим их всех - детей и подростков, девушек, женщин и мужчин в расцвете лет, стариков - попереносили на голые сибирские кладбища, позакапывали в землю, так и не признавшую их за своих сынов. Когда меня в 1951 году привезли в Ярцево, трагедия калмыков подходила к концу. В селе их оставалось наперечет. Вскоре узналось, что и по другим деревням перемерли все степняки. И настал день, когда в нашем Ярцеве уцелела всего одна женщина - последняя калмычка. Все ее знали, жалели, но помочь ей уже было нельзя… Волков, О. Век надежд и крушений: воспоминания, повести, рассказы, очерки / О. Волков.- М.: Сов. писатель, 1989.- Из содерж.: Погружение во тьму (из пережитого) Гл.10. По дороге декабристов. – С.412.-415.

21. Сибирский писатель Пётр Павлович Дедов родился в крестьянской семье в селе Новоключи Новосибирской области. Народный писатель Алексей Балакаев писал: «В Новосибирске вышла книга писателя Петра Дедова «Берёзовая ёлка», где он несколько строк посвятил жизни калмыков в первые месяцы пребывания в Сибири. Читать эти строки равнодушно и без слёз невозможно, они настолько ярки и правдивы. Пётр Дедов видимо моих лет, к сожалению я его лично не знаю. Судя по его прекрасной, глубоко правдивой и искренней книге, чувствуется, что он с лихвой хлебнул «прелесть» нашей жизни. Я думаю: у моего поколения, пережившего страшную войну и послевоенную чехарду, независимо от национального происхождения, судьба сложилась жестоко и немилосердно. Ведь слова новосибирского писателя полностью можно отнести и к моей судьбе… От имени моего многострадального и мужественного калмыцкого народа сердечно благодарю тебя, Пётр Павлович, за честные и печальные слова о калмыках!». П. П. Дедов

22. «Я должен рассказать…» (фрагмент отрывка из книги «Берёзовая ёлка») Теперь я должен рассказать и об этом. Потому что это было, это я видел своими глазами. .. Их привезли зимой, в самые крещенские морозы. Много подвод остановилось у конторы, на розвальнях, запряженных лошадьми, были навалены какие-то люди, закутанные с головами в овчинные шубы…Вначале приехавшие показались нам до странности одинаковыми в своих жёлтых шубах, даже на одно лицо. Но потом приглядевшись, мы определили, что были среди них мужчины и женщины, старые и молодые, даже маленькие детишки были…И что нас ещё поразило – никто, даже детишки, за всё время выгрузки не издал не единого звука, будто это были совсем не люди, а какие-то бессловесные твари... Приезжие оказались калмыками с нижневолжских степей. ..А время шло, о переселенацах вроде бы стали забывать, но ближе к весне снова поползли тревожные слухи. Будто калмыки мрут с голоду, как мухи, а поскольку рыть могилы нет у них сил, то трупы заворачивают в войлочные потники и зарывают на кладбище прямо в снег. Однажды мы посетили жилище калмыков. То, что мы увидели в бывшем свинарнике, ошеломило даже нас… Холодно, сыро. На полу липкая грязь, и вонь такая, что некоторых из нас, вошедших со свежего воздуха слегка подташнивало. Почти все обитатели лежали на нарах в мокрой гнилой соломе, накрытой шубами или просто овчинами. Да и всех - то осталось не так уж много, а маленьких детей не стало совсем - повымерли. Дедов, П. Я должен рассказать…/ П. Дедов // Известия Калмыкии. – 1993.- 26 мая (№96) .- С.3.

23. Владимир Александрович Макаров родился в с. Большеречье Омской области. Малая родина занимала постоянное место в сердце поэта. Калмыцкий поэт Владимир Нуров писал: «Сибиряки умеют преданно дружить, если ты заслужил эту дружбу и доверие. Отзывчивы на чужую беду. В те годы я не только досыта хлебнул горя и несправедливости, но и познал доброту и щедрость души человеческой. Благодаря этой доброте я выжил; одолел стужу, жестокий произвол и голод. Сибиряки щедры на дружбу. В этом я убедился ещё раз, когда с делегатами «Поезда памяти» побывал в городе Омске к 50-летию депортации калмыцкого народа. Известный поэт Сибири Владимир Макаров перевёл мои стихи на русский язык и написал стихотворение «Калмыки», в котором отражена трагедия моего народа…». В.А. Макаров

24. Калмыки Владимиру Нурову Туч рваных войлочные клочья, Верблюдов плач среди степей… Беззвёздною, глухою ночью Их угоняли, тех людей. Там были женщины и дети, И старики, чьи сыновья Ушли на грозовом рассвете, Чтоб мир вернуть в свои края. А в это огненное время – Доселе не избыть тоски!- Сорвали с мест степное племя По-дьявольски, по-воровски. И плач, и стоны на подводах, И на одной – заснув, обмяк И мой калмыцкий одногодок, Мой тёзка, будущий земляк… Гонимые свинцовой злобой, Наветом чёрным, в чёрный час Они увидели сугробы, Урман, людей таёжных – нас. В ледышки превращались слёзы, Ветра изгнанников секли. В колхозы и на леспромхозы Их конвоиры развезли. Они в потёмках жгли лучины, В хлевах заброшенных ютясь. Изношенные их овчины Не видела родная власть… И посейчас порой мне снится, Хоть я ни в чём не виноват, Взгляд девочки широколицей, Не детский, полный горя взгляд… Макаров, В. Калмыки: стихотворение / В. Макаров // Известия Калмыкии. – 1993.- 25 дек. (№238). – С.3.

25. Имя Виталия Закруткина особенно дорого калмыкам, его судьба схожа с судьбой нашего народа. Как никто другой он понимал чувства тех, кто несправедливо был обижен. 1958 год- это время, когда наш народ возвращался из ссылки и после долгих лет замалчивания в главном партийном печатном органе – газете «Правда» появляется рассказ «Подсолнух», полный проникновенных слов о калмыках, калмыцкой степи. Писатель сумел понять душу степняка: взглянуть на степь его глазами, почувствовать так, как он, ветер, дождь, ощутить солоноватый вкус воды из степного озёрца. Все события в этом небольшом по объёму произведении связаны со степью, без которой не мыслят жизни герои рассказа. В рассказе нет слов о депортации, однако эта тема не проходит мимо героев, один из них Бадма вспоминает: «В Сибири лесов много-много, мы жили в тайге, лес рубили. Только когда спали степь видели… В лесу-тайге озёра были, вода в них сладкая и чистая как слеза. А мы пили её и думали: нам бы нашей воды, степной, соленой». Рассказ «Подсолнух» был переведён на калмыцкий язык Бадмаевым и вышел в Калмыцком книжном издательстве в 1959 году. В. А. Закруткин

26. Подсолнух: рассказ (отрывок) …Отец родился, вырос и постарел в этой угрюмой степи. Безмежной, дикой пустыней раскинулась степь в междуречье – от казачьего Задонья до желтых каспийских берегов, от Терека до исполинского полукружия Волги, и не было тут ни зеленых рощ, ни веселых перелесков, ни кустарника – только полынь, типчак да ковыли шелестели под ветром, мертвенно серебрились солонцовые западины, изредка проносились стада быстроногих степных антилоп – сайгаков, парили в поднебесье орлы, и ничто не нарушало извечного великого молчания. К молчанию Отец привык давно. Лишь иногда он удостаивал своих подпасков двумя-тремя словами, так же скупо говорил с овцами, с волкодавом Серком, с солнцем, с пролетающими над степью журавлями, с талой водицей, которая веснами жалостно журчала по степным балкам, а потом исчезала в жадной, голодной земле... За спиной Отца с однообразным шумом, с пофыркиванием, с хрустом и шелестом шла послушная его воле отара, и он был уверен, что старый Бадма, одетый в неуклюжий ергак из конской кожи, зорко следит за отарой справа, а младший подпасок, чернобровый казак Евдоким – чабаны звали его Донькой, – хотя и распевает свои бесконечные песни, но не дает отстать ни одной овце. …Старого Бадму Отец знал лет шестьдесят. Оба они до революции батрачили у баптиста-овцевода Мазаева, потом до самой войны и в первые военные годы чабановали в совхозе. Несколько лет Бадма прожил в Сибири, работал в лесхозе, потом вернулся, определил дочь в техникум, а сам по старой привычке ушел в степь, разыскал Отца и попросился к нему в помощники…

27. …Неподвижный взгляд Бадмы был устремлён на пламя. Обняв колени маленькими смуглыми руками, он проговорил задумчиво: «В Сибири лесов много-много. Куда ни ступнешь, лес и лес. Тайга называется. Жили мы в тайге, деревья рубили. Только когда спали, степь видели. Будто идешь по степи, ни одного дерева нет, небо видно, на сто верст все видно, солнце светит, а кругом – табуны рыжих коней и овцы...»…. Лежа на животе, Донька стал рассеянно жевать сухую травинку. «Не знаю, чего вы прикипели к этой степи, – сказал он, – по-моему, тут самое гиблое место. Овцы и те с ног валятся. И земля тут неспособная. Окромя солонцов да полыни, что на ней есть? Вот на донском займище – земля!»…Бадма взял котелок, медленно, с наслаждением напился и сказал задумчиво: «Кто не привычный – солоноватая. К воде привыкнуть надо. В лесу-тайге озера были, вода в них сладкая и чистая как слеза. А мы пили её и думали: нам бы нашей воды, степной, соленой. И жарко там не было, в лесу-тайге, и суховея не было. Мне же наша злая, сухая степь во сне снилась, как родная мать»… Закруткин, В. Повести и рассказы / В. Закруткин. – М.:Воениздат, 1989. – Из содерж.: Подсолнух: рассказ. – С.405-429.

28. «По праву памяти» - последнее, итоговое произведение поэта. Главная тема поэмы - покаяние. Проблема памяти перерастает здесь в проблему ответственности перед будущими поколениями за нежелание разбираться в прошлом: «Кто прячет прошлое ревниво, тот вряд ли с будущим в ладу». Мы не в праве забывать свое страшное прошлое, потому что оно касается всех нас, даже тех «непосвященных», кто не был свидетелем событий. Поэма была создана в 1963–1969 годах, а напечатана только в 1987 году. В ней поэт попытался переосмыслить время сталинизма, разобраться в том, что происходило тогда в стране. Ведь Сталин был кумиром поколения, и одновременно в стране царило беззаконие, по масштабам сопоставимое только с ужасами фашизма. Твардовский, человек бескомпромиссный и честный, считал, что неправильно замалчивать эти черные страницы нашей истории, необходимо предать их гласности, осмыслить эти события. Он ставил целью нравственное очищение поколения той эпохи. А. Т. Твардовский

29. По праву памяти: поэма (отрывки) Вам – Из другого поколенья – Едва ль постичь до глубины Тех слов коротких откровенье Для виноватых без вины. Вас не смутить в любой анкете Зловещей некогда графой: Кем был до вас еще на свете Отец ваш, мертвый иль живой. В чаду полуночных собраний Вас не мытарил тот вопрос: Ведь вы отца не выбирали, -- Ответ по-нынешнему прост. Но в те года и пятилетки, Кому с графой не повезло, -- Для несмываемой отметки • Подставь безропотно чело. • И за одной чертой закона • Уже равняла всех судьба: • Сын кулака иль сын наркома, • Сын командарма иль попа... • Клеймо с рожденья отмечало • Младенца вражеских кровей. • И все, казалось, не хватало • Стране клейменых сыновей. Забудь, откуда вышел родом, И осознай, не прекословь: В ущерб любви к отцу народов – Любая прочая любовь. Ясна задача, дело свято, -- С тем -- к высшей цели -- прямиком. Предай в пути родного брата И друга лучшего тайком. И душу чувствами людскими Не отягчай, себя щадя. И лжесвидетельствуй во имя, И зверствуй именем вождя. Любой судьбине благодарен, Тверди одно, как он велик, Хотя б ты крымский был татарин, • Ингуш иль друг степей калмык. • Давно отцами стали дети, • Но за всеобщего отца • Мы оказались все в ответе, • И длится суд десятилетий, • И не видать еще конца. Твардовский, А. Поэмы. – М.: Сов. писатель, 1988. – Из содерж.: По праву памяти: поэма: гл. 2 «Сын за отца не отвечает». – С. 745-756.